Московское хлебосольство

Разогревали где-то на столе самовар, а потом, как драгоценную реликвию, на стол выносили. За чашкой чая разговор дружнее и на душе теплее.

Москвичи больше любят у себя принимать, а не в гости ходить, наверное потому что в хлебосольстве, в самой сути его лежит желание сделать людям приятное, расположение свое выказать.

Обратить внимание, как чаек заварен… А пироги горяченькие с визигой, с картошкой давленной, с жареным лучком и грибами. А еще с капустой и мелко порезанным яйцом крутым, но без желтков, а эти – с мясом и луком, а эти сладкие, с вареньем брусничным, другие – с яблочным… Понятное дело, прежде всего и больше всего прием гостей ложился на плечи да руки хозяйки. Если нет в доме искусницы, любящей и умеющей гостей принимать, так и гостей не зазвать: чем угощать-то? Не принято было в старой Москве кормить гостей ресторанными блюдами или едой какай -– пусть и добротной из трактира, что внизу или поблизости.

Дурным тоном считалось.

Готовили, конечно, целенаправленно, уже выведав, кто из званых гостей любит чего – прислуга у прислуги выведывала разведка с разведкой сходились и моментально находили общий язык. И потом, если на завтрак ждали – одно, что-то полегче, без пирогов, а с холодной закуской, и не с водкой под самоваром, наливочки какие-нибудь, настоечки фруктовые, травные. К обеду, помимо закусок мясных и рыбных, салатов не подавали – мода на них появилась только в прошлом веке – из Франции ветром повеяло. А винегрет – блюдо для всех доступное и с небольшими вариациями приготовляемое – в простых, небогатых домах непременно подавался к обеду. Супы – самое хитрое дело, и тут, если нет отработанных, нажитых во времени домашних рецептов, без повара не обойтись. Обед в богатых московских купеческих домах начинали с холодных закусок.

Поначалу – балычок янтаристый, белорыбицу со свежим огурчиком для контраста, икорку парную, икорку паюсную – зернышко к зернышку, поросеночка, не успевшего похрюкать как следует, а уж с хреном и травкой в ротике… Этот – холодный, а с гречневой кашей подадут еще и горячего. Но малость попозже, а после закусок супчик, например, дымящуюся ароматным парком селяночку с осетриной и со стерлядкой : рыба родственная, в одной супнице прелестно сходится. А это – только половина обеда! Еще расстегайчики с печенкой налимьей, телятинка – светлая, как летнее утро, окорок провесной, порезанный тончайшими, ну прямо бумажными ломтиками – не столько есть уже, сколько созерцать все хочется! А вот и родным огородцем повеяло : тыква вареная с огурцами солеными и свежими, крупные ломти пахучего черного хлеба с мозгами говяжьими, с луком и чесноком пожаренными. К хлебу в Москве отношение испокон веку было особое. Есть хлеб – живет человек. С ним всякое блюдо вкуснее делается.

Сейчас даже не верится, что еще триста пятьдесят лет назад на Руси ржаную муку по строгим всяким отличиям делили на 25 сортов, а пшеничную – на 30. Хлеб из муки разного сорта по-разному стоил, и в цене той все расходы учитывались провоз муки с торга в пекарню и обратно потом, соль, дрова, подати за право торговали, хлебопекам, и даже стоимость свечей в ту цену входила. Все расписано, ничего не упущено.

Роспись для всех была одинакова, и царские целовальники строго следили, чтобы права не нарушались. А более всего из всех хлебов почитался в России ржаной хлебушко и калачи пшеничные – тертые ( “ Тертый калач! ” – ежели хотели подчеркнуть бывалого человека) и еще коврищатые.

Никакой праздник без калача не обходился, ко всякому пиршеству издавна он подавался. Цари патриархам калачи посылали, больным и нищим подать калач – дело благородное. В один день своего рождения Петр 1 приказал отпустить гостиной сотни 240 калачей толченых. А московские калачи всегда считались лучшими. И поговорка была : “ В Москве калачи, как огонь, горячи ” . Никто столько хлеба не ест, сколько мы.

Всегда считалось в Москве – хлеб лучший.

Знаменитый московский булочник Иван Филиппов говаривал, то нету лучше московского хлеба во всей России.